Сейчас начну сначала: нет, я не верю, что раньше дом моей семьи был населён призраками. Но одно я знаю точно: независимо, почему, что-то недоброжелательное нацелилось на меня летом 2006.

Всё началось одной ночью, когда девятилетний я предпочёл сну игру на консоли на низкой громкости. В какой-то момент, примерно в два ночи, из ниоткуда начались мои испытания. Я услышал, как медленно открывается дверь, и быстро спрятал консоль под подушку, заглушив её таким образом, пока я притворялся спящим. Я аккуратно открыл один глаз, ожидая увидеть маму, единственного родителя в доме, зашедшую, чтобы проверить, сплю ли я, но вместо того я увидел лишь частично открытую дверь. Я подождал как минимум четыре минуты, которые ощущались как вечность, думая, что она уже всё увидела, пока мои глаза были закрыты, и надеясь, что она закроет дверь. Когда надоело ждать, я решил вылезти из постели и тихо закрыть дверь. Однако, как только я подошёл, дверь внезапно захлопнулась.

Утром, не желая свидетельствовать против себя, я ни о чём не говорил с матерью, ожидая, что она подумает, что я не спал всё время. Я провёл день, делая то же, что все дети, и вернулся к консоли ночью. Точно так же, в районе двух ночи дверь медленно приоткрылась. "Ну, Джош, ты знаешь порядок", – подумал я уверенно и исполнил обычные действия для обмана матери. Я опять открыл глаза, дверь была так же открыта и больше ничего не происходило. Раздражённый, так как не хотелось вставать закрыть дверь, как той ночью, я позвал:

– Мама? – изображая как мог сонный и усталый голос, но не получил ответа. – Мам? – позвал я настойчивее через несколько секунд. Невербальный ответ, который я получил, вызвал у меня мурашки.

Появились четыре белоснежно-белых пальца сверху двери, как бы человек удерживал её от закрытия. Они почти светились в темноте. Перчатка? Нет, потому что я мог различить тёмный цвет ногтей, контрастировавший с пальцами. Кто-то оставался там, не заглядывая и не заходя в комнату.

– Мама, это ты? – спросил я обеспокоенно. Как это могла быть она? Я точно знал, что у неё была причина не красить ногти, так что они не бывали такими тёмными. Я снова позвал, взволнованный, и в ответ появился второй набор четырёх таких же пальцев в самом низу двери, как будто входящий неестественно схватил дверь другой рукой, как я предположил. Я часто задышал, собираясь с силами, чтобы позвать маму, но когда я попытался, изо рта вырвались только всхлипы. В ответ третий комплект пальцев возник в середине двери, рядом с ручкой.

– Мама? – услышал я голоса нескольких людей, как минимум, вот как я могу это описать. Как будто они безуспешно пытались притвориться мной, вместо этого пугая меня.

Я просто закричал.

Три руки быстро скрылись за дверью, которую потом захлопнули. Через несколько секунд в комнату ворвалась мама. Она заверила меня, что ничего не было страшного и решила, что я буду спать с ней в её спальне. Той ночью больше ничего не произошло, и присутствие со мной мамы означало, что никаких больше тайных ночных игр, но по крайней мере, гарантированную безопасность. Как я ошибался.

Пару дней спустя я мирно спал ночью, прижавшись спиной к животу и груди матери, когда я был внезапно разбужен странным звуком. Я открыл глаза и немедленно посмотрел на дверь со своего места, не двигаясь ни на сантиметр, и увидел зрелище ужаса. Там были пальцы, руки вернулись. Но на этот раз было около десяти рук, и все эти бесчисленные пальцы барабанили по двери кончиками ногтей, как некоторые делают в ожидании чего-то.

– Маааам, – прошептал я, пытаясь уведомить её так, чтобы те не услышали. – Мааам, проснись, – снова позвал я, чуть постукивая по её бедру рукой.

Её ответ охватил меня холодом:

– Тссс! Не обращай внимания, Джош, спи, – сказала она и положила на меня руку, чтобы убедить.

Вместо этого то, что я увидел, ошеломило меня до такой степени, что я не мог издать ни звука.

Рука, лежавшая на мне, была белоснежно-белой, с тёмными ногтями на концах пальцев.

Обездвиженный ужасом, я лежал смирно, дрожа всем телом и позволяя слезам страха течь из глаз. Я так и лежал всю ночь, и я до сих пор не знаю, как я заснул, но я смог. Когда я проснулся утром, моя мама собиралась на работу, как будто ничего не произошло.

Была ли это моя мама? Была ли она одним из тех пришельцев? Думаю, мы уже не узнаем. Мы не говорили об этом в тот раз и никогда с тех пор. Я вернулся в свою комнату и решил баррикадироваться каждую ночь. Я и сейчас так делаю, независимо от того, в каком доме или комнате я ночую, и никто не понимает, почему. Но я знаю, что мне это нужно. Почему? Потому что каждую ночь я слышу слабое постукивание многочисленных пальцев по двери. Иногда они даже стучат, но никогда не говорят ничего, кроме искажённого "мама" по любой причине. Я только понимаю, что мне нельзя встречаться со зловещими людьми за дверью.

Перевод поста с Reddit

Так я спросил, чувствуя, как выпивка плещется в мозгу.

– Вот так просто, – заявил уличный артист с самоуверенной ухмылкой. – Продержитесь в коробке две минуты, получите сотню.

– А если нет?

– Не получите.

– Что в коробке?

Он открыл верх большой коробки из-под холодильника и, как он и сказал, там было пусто.

– Так в чём подвох? – осведомился мой друг Пол. – Всегда есть какой-то подвох.

– Нет подвоха. Вы залезаете по своей воле. И вылезаете по желанию. Две минуты между этими моментами, и деньги ваши.

– Дайте-ка взглянуть на деньги, – попросил я. Артист выглядел, как будто у него не было купюры, с которой можно было расстаться. На нём был запятнанный, поношенный костюм с заплатками на локтях и прорехами на рукавах. На голове был цилиндр, по виду переживший Великую депрессию. Ноги были обуты в разномастные грязные мокасины, будто извлеченные из грязного болота.

Вместе с этим артист достал из-под шляпы чистую и хрустящую стодолларовую купюру.

– Кажется мне, что когда я войду, вы пнёте коробку или выльете на меня старый суп, ну или ещё какая тупость типа ТикТоковских розыгрышей.

– Старый суп? – спросил я с насмешкой.

Пол рассмеялся:

– Без понятий, мужик. Старая похлёбка из моллюсков или что-то типа того.

Артист покачал головой.

— Нет, сэр. Я не любитель похлёбки и розыгрышей, и не имею понятий, что такое Тикток. Я просто честный человек, желающий отдать сто долларов самому храброму и отважному из вас.

– Ну, это не про Пола, – заверил я, смеясь.

– Отвали, братан, – ответил Пол.

– Ну как, попробуешь?

– А ты что не попробуешь? Не хватает отваги? – парировал он.

– Нет. Не совсем. Да и если я сяду на землю, я могу и не встать. Наверно... наверное, не стоило пить тот последний раз. Я... я вызову Uber.

– Ваше имя Пол, верно? – спросил артист моего друга.

– Ага.

– Скажите мне, Пол, можете вы использовать сто долларов?

– Да, чёрт побери, особенно после того, как я сегодня потратился.

– Большой смелый мужчина, как вы, не побоится простой картонной коробки?

– С хрена ли, нет.

– Найдётся ли у вас пара минут?

– Когда Убер подъедет? – спросил меня Пол.

– Пять минут, – ответил я, – плюс-минус.

Пол взглянул на коробку и на артиста, а потом на меня.

– Что думаешь, стоит того?

– Не знаю, – я не знал. Алкоголь был не только в голове, но и бил в виски, как молотками. – То есть всё это чертовски странно, но он не рассказал о недостатках.

– Я не рассказал о недостатках, потому что их нет, – заявил артист, подмигнув.

– Это партизанский маркетинг для компании на коробке, или вы работаете во Frigidaire?

– Нет, сэр. Я работаю на себя, себя и только себя. – заверил артист. – Никто не хочет иметь начальника, я ведь прав?

– Особенно, если знаете моего босса, – ответил я. – По сравнению с ним Аттила – Даффи Дак.

– Да нахрен, – вдруг изрёк Пол. – Я это сделаю.

– Вот и чудесно, – ответил артист.

– Только вот что, – добавил Пол, глядя на меня, – мы пойдём в сисястый бар, когда я выйду.

– Братан, я устал, – ответил я, зевая. – У меня не хватит сил.

– Не хватит сил поглядеть на титьки?

– Нет, – неожиданно для себя сказал я, – я и в Убере могу отключиться.

– Будешь блевать, делай это в переулке, – посоветовал Пол, – они берут доплату за чистку салона от телесных выделений.

– Может, меня вырвет в коробку перед тем, как ты залезешь.

– Не нужно делать это в коробку, – сказал артист, – она единственная в своём роде.

– Да они с конвейера сходят, – заявил Пол, – вряд ли единственная.

Я посмотрел в телефон, перефокусировал зрение и заметил время прибытия Убера.

– У тебя три минуты, чувак. Залезаешь или нет?

– Нахрен, давайте уже. Кто засекает?

– Время само засекает себя. Но у меня есть карманные часы нам в помощь, – сказал уличный артист, доставая изнутри пиджака потасканные латунные карманные часы. – Полезайте. Я отсчитаю.

Пол распахнул верхние створки и залез одной ногой внутрь. Он был неустойчив пьяным, и я начал смеяться над его покачиванием. Он показал средний палец, выпрямился и засунул вторую ногу. Он сел, демонстрируя мне ехидную ухмылку, и объявил:

– Хочу потом пойти в Золотые яблоки. Та девчонка, Джанин, на этих выходных там.

– Ты ей не нравишься, – сказал я.

– Это пока, – ответил он с улыбкой, а потом взял створки и закрылся в коробке.

– Время начинается через 3, 2, 1, – объявил артист, смотря, как стрелка на часах минула 12. – Начали!

Пол сидел внутри с минуту, а потом начал хихикать. Я не устоял и присоединился. Что это вообще было такое? Я никогда бы не подумал, что ночь закончится здесь, в картонной коробке. Сначала ты выпиваешь слегка больше, чем нужно, дешёвых домашних за игрой в бейсбол, а потом, предположительно, тебя разводит бездомный в цилиндре.

– Это так, блин, тупо, – произнёс я, едва сдерживая смех.

– То же говорили про собаку, запущенную в космос. 

– Эй, Лайка, темно там? – спросил я.

– Не очень, – ответил Пол, приглушённый коробкой. Он снова начал хихикать и добавил: – я как идиот.

– Ну почему же "как", – заметил я.

Вдруг коробка сильно дёрнулась. На миг она замерла и вновь качнулась вперёд и взад. Я слышал, как Пол двигается и устраивается.

– Приятель, прекращай двигаться.

– Я и не двигаюсь, – ответил он.

– Тридцать секунд, – выкрикнул уличный артист.

– Так... погодите секунду. Тут только что потемнело. Реально потемнело.

– Видишь неоновую вывеску на баре?

– Нет, – неуверенно ответил он. – Подождите... там какой-то белый свет вдалеке.

– Вдалеке? – спросил я, будучи сбит с толку. – Ты в коробке. Самое дальнее для тебя на расстоянии фута.

– Эй, цилиндр, тут экран? Типа как в телевизоре?

Уличный артист проигнорировал его.

– Что происходит? – спросил я.

– Что-то... что-то приближается к коробке. 

– Да, Убер, – ответил я с подпитым смехом.

– Не. Как будто кто-то идёт сюда внутри коробки, – сообщил Пол. – Он выглядит как человек, но это бессмысленно.

Его голос стал из игриво-пьяного обеспокоенно-пьяным. Он был подшофе, но какая-то часть мозга оставалась на страже. Она возвестила об опасности вокруг. Но это не имело смысла, так как он сидел в картонной коробке на тротуаре пустой улицы.

– Сорок пять секунд!

– Хватит придуриваться, Пол.

– Да я серьёзно, – ответил тот, – какой-то парень... думаю, что парень, в общем... идёт ко мне. Стоп... вот дерьмо, их двое, нет, трое... блин. Четверо. Меня окружают тёмные фигуры.

– Тёмные фигуры?

– Похожи на людей, но... но другие.

– Ты прикалываешься?

– Не могу разобрать черт. Они... они выглядят силуэтами.

– Чувак, прекращай. Уже не смешно. Вылезай, а? Убер почти подъехал.

– Тссс! – прошипел он. – Думаю, они тебя слышат.

Я повернулся к артисту.

– Что там происходит? В чём прикол?

Он не ответил. Он уставился на быстро вращающуюся стрелку часов.

– Одна минута. Наполовину всё! – прокричал он.

– Я слышу, как они говорят. Тихо, но...

– Но что?

– Непохоже ни на один язык, какой я знаю.

– Пол, всё значит всё. Вылезай, мужик. Машина сворачивает на улицу.

– О чёрт... думаю, они меня заметили, – сказал он дрожащим голосом.

– Кто они?

– Фигуры. Вот гадство, – сказал он со страхом в голосе. Я услышал, как он пинает бок коробки изнутри. Картон прогибался от каждого пинка, но выдерживал.

– Двигайся, – сказал я.

– Я пытаюсь бежать, но тело не движется.

– Чувак, ты пинаешь коробку!

– Это не я. Моё тело застыло, а они идут. Срань господня!

– Вылезай из коробки, Пол. 

– Минута тридцать секунд! – воскликнул уличный артист. – Лучшее время ночи!

– Один из них идёт ко мне, – сказал Пол в панике. – о БОЖЕ! У них есть глаза... но не как у нас. Его глаза! Я вижу... я вижу... – он замолк.

– Видишь что?

– Всё, – ответил он. – Они показывают мне всё.

– Минута сорок! Деньги почти что ваши, незнакомец.

– Огонь. Он везде. Земля шипит. Я чувствую жар. Он жжёт сквозь штаны. Дьявол, что это?

– Вылезай из коробки сейчас же, Пол!

– Остальные трое приближаются. Их глаза горят белым... я вижу конец Земли. Конец неба. Конец всему. Огонь... они пылают. О Боже, они пылают! – Пол заорал. Не как "я ударил свой палец", а как "меня убивают, и услышит только мой убийца".

– Откройте коробку! – крикнул я уличному артисту. – Прямо, блядь, сейчас!

Но он не двинулся ни на сантиметр. Он уставился на часы.

– Осталось десять секунд! – прокричал он. – Десять...

Я наклонился и попытался раскрыть верхние створки, но они не двигались. Они налились весом в тонны, и я не мог их сдвинуть. Я ударил картон рукой, чувствуя, как будто бью бетон. Рука пульсировала, однако я снова и снова бил, но безрезультатно.

– Толкай вверх, Пол! – крикнул я в коробку. – Слушай мой голос и иди на него!

– Девять, восемь, семь...

– Зачем вы мне всё это показываете? – спросил Пол сквозь рыдания. – Я не хочу видеть, как они все умирают.

– Садись, Пол! Давай же! Садись!

– Шесть, пять, четыре...

Коробка дёргалась взад-вперёд, сотрясаемая невиданными силами. Она подпрыгивала на дюйм от земли и дёргалась, будто скучающие дети колотили по ней битами.

– Я вижу, как они разрывают меня на части, – сказал Пол, всхлипывая. – Я... о... я теперь над ними. Меня уносит, но я не вижу своё тело. Так много крови. Так много огня.

– Вылезай!

– Кто тянет меня в воздух? – спросил Пол удаляющимся голосом.

– Три...

– Пол! Я иду!

Я всем телом бросился на коробку, пытаясь сбить её набок. Я надеялся, что Пол выпадет. Но когда я ударил коробку, она не двинулась ни на сантиметр. Она лязгнула, словно состояла из чистой стали. Я лёг на землю и пнул бок коробки со всей своей силой, мгновенно ощутив, как ногу и спину пронзила острая боль.

Я ничего не мог поделать.

– Два...

– Я так высоко... я вижу... я вижу... о БОЖЕ! Нет, это не может быть... нет! – Пол кричал, теперь звучало, как будто он падал. – Вот дерьмо! Земля... раздвигается!

С тротуара я с ненавистью посмотрел на уличного артиста и крикнул:

– Отпусти его, тварь! Открой коробку!

– Я падаю сквозь землю! Как... о нет... о Боже... О БОЖЕ! ПРОШУ, ОТПУСТИТЕ!

– Один... и время вышло! – провозгласил артист, победно вздымая руки.

Коробка не двигалась.

– Пол!

– Вы выиграли! – воскликнул артист торжественно. – Впервые за ночь!

Он спокойно сунул часы обратно в карман пиджака. Вместо них он достал маленькую дешёвую хлопушку. Он слегка потянул нить хлопушки и выстрелил в воздух цветную бумагу и блёстки. Всё приземлилось вокруг меня.

Я бросился на коробку и опять попытался открыть верх. На этот раз створки распахнулись легко, как и должны были. Но когда я их оттянул, Пола внутри не было. Ни следа. Единственное, что я нашёл, была новенькая, хрустящая стодолларовая купюра.

– Пол? Пол? Какого хрена? Ты где?

– Он покинул коробку, – сообщил артист, – его две минуты истекли.

Я поднялся на ноги, готовый избить его до полусмерти. Но когда я посмотрел туда, где он стоял, он исчез. Я не слышал, как он убегал, садился в такси или что-то ещё. Как и от Пола, от него не осталось ни следа.

Будто его никогда там и не бывало.

Сзади я услышал, как машина перешла на пониженную передачу и встала на обочину. Затем знакомый звук съезжающего стекла с электроприводом и монотонный голос, зовущий меня по имени. Приехал мой Убер.

Я взглянул туда, где была коробка, и она тоже пропала. Всё, что осталось, была стодолларовая купюра.

– Всё ещё едете? – спросил водитель.

– Вы видели со мной кого-нибудь?

– Нет, – ответил он.

– Не было мужчины в цилиндре и большой коробки от холодильника, стоявшей здесь, когда вы ехали по улице?

– Думаю, вы правильно сделали, что вызвали Убер, – невозмутимо ответил водитель и добавил: – Если вас вырвет в машине, есть счёт за чистку. Так что если рыгаете, давайте сейчас, а?

Я чувствовал, как мои ноги ослабли. Я не знал, что делать. Мой друг пропал, а человек, который его услал, растворился. Я даже не знал, что сказать полиции. "Ээ, мой друг залез в картонную коробку и исчез. Нет, я не пьян... больше".

– Так вы идёте или как? У меня загруженное время.

Я опустил глаза на купюру, и что-то привлекло моё внимание. Вместо лица Бенджамина Франклина, смотрящего на меня, кто-то черкнул записку. Я подобрал записку и приблизил к лицу. Я узнал бы этот почерк где угодно. Он был Пола.

Записка гласила: "Я видел конец. Ты не переживёшь."

– Дружище? Идёшь? — спросил водитель.

– Да, – ответил я, – я... я сейчас.

Всё было несколько часов назад. Я сидел за кухонным столом, пялясь на купюру. Я не уверен, что мне стоит сделать. В голове каша, но не из-за спиртного. Я на распутье и не знаю, куда пойти.

Я не знаю, что сказать семье Пола. Как вообще начать это объяснять? Я всё думаю, что мне снится кошмар, но это не так. Я сижу неподвижно в шоке на моей кухне, пока первые лучи солнца делают тёмное небо фиолетовым. Сердце сжимается от гнетущей утраты друга и страха, вызванного его посланием: "Я видел конец. Ты не выживешь".

Попробуйте уснуть после такого.

Перевод поста с Reddit

Не уверена, что это лучшее место, чтобы публиковать такое... наверное, будет куча комментариев с обвинениями. Предупреждаю вас, я не добрый самаритянин, который помогает незнакомым людям с багажом. И хотя я отдаю себе отчёт, что мои действия покажутся многим отвратительными, прежде чем судить меня, подумайте, действительно подумайте, поступили бы вы иначе?

Так вот. Я была в аэропорту на выдаче багажа, когда одна женщина попросила меня присмотреть за её чемоданом.

– Пообещайте понаблюдать за ним, пока я не подойду, – попросила она. Ну, я и пообещала, про себя забавляясь над тем, как она тревожилась, что я брошу сумку кому-то на похищение.

Она горячо поблагодарила и ушла, предположительно, в туалет, судя по тому, как быстро она шла.

И не вернулась.

Чемодан не был подписан или отмечен. Только на ручке была завязана ленточка.

Я придержала сумку и прождала добрых полчаса, пока она вернётся, но по прошествии 45 минут... ну, это было уже смешно. Я оставила её чемодан с другим незабранным багажом, полагая, что она его найдёт.

Я ошибалась.

Когда я пришла домой, чемодан стоял в прихожей.

Закрыв входную дверь, я тупо на него уставилась. Странно, не правда? Как он сюда попал? В голове промелькнули смутные мысли о том, что как-то доставили сотрудники аэропорта – может, увидели меня с ним и подумали, что он мой. Чемодан был тёмно-серо-зелёного цвета, один из таких больших раскладушек с прочной тканью вокруг молнии, кружевной лентой, повязанной на ручке, и вообще без этикеток. Даже без стикера-кода рейса.

На следующий день я возвратила его в аэропорт.

Но когда я вернулся, он снова был у меня дома, в спальне, рядом с другим неразгруженным моим чемоданом.

Это начинало беспокоить. Кто его снова принёс? Как они поняли, где я живу? Если это розыгрыш, то он зашёл слишком далеко. Я схватила чемодан, докатила его до помойки и выбросила.

Через несколько часов он вернулся. К тому моменту я уже разложилась и мой чемодан был глубоко в шкафу. Зелёный был там же, словно тоже ожидая разгрузки.

Я отвезла его на свалку на другом конце города. Когда я была дома, он уже вернулся.

Я отдала его в центр пожертвований. И он снова вернулся.

И каждый раз, возвращаясь, он как будто... тяжелел.

С течением времени он начал сниться мне в кошмарах. Закрыв глаза и начиная засыпать, я чувствовала себя внутри чемодана, будто сложенной в него, с прижатыми конечностями, и задыхалась. При попытке вдоха я ощущала спёртый воздух и вновь задыхалась. Наконец в панике я пробуждалась и наблюдала его в своей комнате.

Вдобавок к тому, чтобы становиться тяжелее, он начинал пахнуть. Поначалу я думала, что это из-за того, что он побывал на помойке. Но нет. Это был другой запах. И со временем он становился хуже. Похоже на то, что кто-то после охоты на оленя положил его туда и оставил. И из него текло, какая-то тёмная жидкость, оставлявшая пятна на ковре.

Я решила сменить стратегию и снять видео в надежде поймать того, кто его приносил. У родителей была камера для наблюдения за домашними животными, так что я попросила их позаботиться о чемодане и разместила его в гостиной на виду у камеры, чтобы, когда он исчезнет, понять, как и в какой момент.

Прошёл день, другой. Я посмотрела запись, он всё ещё был там.

Родители позвонили мне, мол, когда я уже его заберу? Он занимал место и вонял на всю гостиную. Я забрала его и по пути домой оставила в гараже, установив и там камеру. Он остался в гараже (слава богу, вонь действительно отвратительная), но мои сны всё ухудшались. В последнем я вообще не могла двигаться. Я чувствовала, как моя кожа отходит, глаза растекаются в голове, а по моей гниющей плоти ползают личинки... Когда я проснулась, понадобилось какое-то время, чтобы продрать глаза и понять, где я. Я стояла у двери гаража. Видимо, ходила во сне. На пути к чемодану.

Вдруг меня охватил ужас.

Я боялась подходить, не то что касаться. Я верила, что если расстегну его, то окажусь внутри. Я сняла номер в отеле, но, конечно, он и туда добрался. На работе начальница подошла к моему столу и спросила, всё ли в порядке – заметила моё угнетённое состояние. Я во всём призналась.

Она спросила, что в чемодане.

– Н-не знаю, – выговорила я, заикаясь. – Он не мой. Я-я не заглядывала.

– Не заглядывала? – она была ошеломлена. – Это ли не первое, что тебе нужно было сделать?

Когда она сказала, это показалось логичным. Но сейчас от самой идеи того, чтобы открыть его, у меня дух захватывало от ужаса. Начальница сказала, что хочет увидеть загадочный чемодан и попросила показать его после работы.

Мы вместе доехали до моего номера. По пути туда она выдвигала предположения, что же там может быть. Подставили ли меня? Было ли внутри тело (мне нужно было сразу позвонить в полицию, сказала она). Или что-то более заурядное? Может, кто-то купил замороженную индейку, которая испортилась. Может, кто-то из членов семьи меня так разыгрывает. Всё возможно, и я узнаю, как только открою. То, что я так долго не раскрывала тайну, казалось ей нелепым.

Я была вынуждена согласиться, но ни за что не тронула бы застёжку.

Чемодан находился там, сразу за дверью, лежащий на боку, как бы готовый к тому, чтобы я его открыла.

Вся комната воняла.

Начальница сморщила нос, даже она чуть колебалась. Она сказала мне открыть, но я покачала головой и издала звук горлом, так что ей оставалось лишь вздохнуть, закатить глаза и сказать "ну хорошо, закрывай дверь. Не хотелось бы нам, чтобы кто-то проходящий увидел". Она откатила его в ванную на случай, если внутри окажется "грязно", и сообщила, что приоткроет чуть-чуть, заглянуть.

– Так откуда он, говоришь? – спросила она, расстёгивая молнию.

– Эм... – я отшатнулась и села на кровать, чтобы между мной и ванной было расстояние. Я больше не видела её, но я не хотела быть рядом, когда она откроет. – Меня попросили за ним присмотреть в аэропорту. На самом деле, даже весело. Единственный раз, когда он не вернулся, это когда я попросила родителей за ним последить... он оставался там пару деньков. Интересно...

Я замолкла: почему она молчит?

– Ты смотришь? – позвала я.

Тишина.

Ужас скрутил живот. Все конечности потяжелели. Я снова позвала:

– Ты расстегнула? Заглянула внутрь?

Слабый приглушённый звук.

Страх лежал в желудке камнем. Я не могла пошевелиться. Не могла вздохнуть. Затем я вновь услышала то, что звучало как сдавленный вскрик. Я кинулась в ванную и ахнула. Носок полированной туфли погрузился в чемодан, который вздулся и дрожал, затем туфля исчезла, а молния захлопнулась, как губы.

Остался лишь чемодан.

... После этого я взяла чемодан на автобусно-железнодорожную станцию. Теперь он полегчал и источал лишь слабый затхлый запах. Я осмотрелась. Была женщина с малыми детьми. Отец с подростком. Ещё я увидела мужчину с загорелым лицом в панаме, сидевшего в одиночестве на одном из металлических стульев и выглядевшего слегка потрёпанным. Я подошла к нему и села вблизи, несколько секунд делая вид, что читаю, а потом повернулась к нему.

– Извините, гражданин, – обратилась я, – Не будете так добры поохранять мой чемодан?

Он удивлённо посмотрел на меня, но пробормотал:

– Конечно.

– Вы же его здесь не оставите? Пообещайте, что присмотрите, пока я не вернусь? – настояла я.

– Да, конечно, без проблем.

– Огромное спасибо, – сказала я ему.

И ушла.

Я не вернулась. Я нахожусь под следствием по делу об исчезновении моей начальницы, так как в последний раз её видели в моей машине.

Но кошмары прекратились, а запах пропал.

Вы, наверное, думаете, что я ужасна. Но подумайте сами, откровенно, а что бы вы сделали на моём месте?

Мне приходится дать это предостережение, чтобы предотвратить других от подобного опыта. Если кто-то попросит посторожить их поклажу, НЕ делайте этого. Как бы воспитание не заставляло улыбнуться и согласиться. Придумайте предлог и уйдите. Пусть сами смотрят за вещами.

Я знаю, что больше никогда не буду охранять чью-то сумку.

Перевод поста с Reddit

Учебный зал (ориг. study hall) – место, где ученики могут самостоятельно заниматься в отсутствие уроков, навроде коворкинга

Итак, в местном учебном зале есть несколько необычных правил. Я бы с радостью учился дома, но трудно концентрироваться на чём-то дольше пары минут, если родители постоянно ругаются в тесной двухкомнатной квартире. А мне нужно фокусироваться на чём-то часами, чтобы достигать результатов.

Но несмотря ни на что, крики бы того стоили, если бы я знал, что будет дальше.

Это произошло в пятницу ночью. Оставалось 4 дня до моего экзамена по химии перед новогодними каникулами.

Я вошёл в зал в 23:43, поздоровавшись с пожилым мужчиной на стойке информации. А ещё он содержал это место, так что каждый раз, когда он просил перечитать правила поведения (а это было всегда, независимо, входил я впервые или в пятисотый раз), мне приходилось повиноваться. Давайте введу вас в курс дела. Опущу детали, только самое важное:

Убедитесь, что абсолютно все огни горят, пока вы находитесь в зале.

Когда будете выходить, убедитесь, что табличка на двери в положении "Закрыто".

Уходя, убедитесь, что вы освещены. Никогда, прямо НИКОГДА не выключайте свет над собой. Ещё убедитесь, что вы не в темноте. Ни на долю секунды.

Если снаружи ещё темно, НЕ ЗАБУДЬТЕ запереть дверь по выходе. Если солнце уже взошло, я сам закрою, идите.

Если услышите шум, игнорируйте (НЕ смотрите, откуда он исходит). – Никогда не слышал шума снаружи, но таковы правила.

Не отвечайте по телефону, когда меня нет, несмотря ни на что. – Этого тоже не бывало.

НЕ оставайтесь в зале после 6 утра. Нельзя заходить до 9 утра.

После повторения правил, которые в меня вдалбливали чаще, чем периодическую таблицу, я помахал старику рукой и сел. Я всегда садился на одно место.

Первые несколько часов пролетели в мгновение ока, как обычно. Но я был вынужден прерваться в 2:30 ночи, когда старик ушёл домой и я остался наедине.

Сегодня я задумал остаться чуть подольше. Честно говоря, не было желания получить очередную взбучку от родителей за 5 с минусом на экзамене. Пришлось концентрироваться и учиться ещё больше.

Прошло ещё несколько часов (чувствовалось будто 10 минут). Часы достигли 5:55. Я бы и не заметил, если бы не моё напоминание. Возвратившись к действительности, я начал приводить всё в порядок, чтобы не расстроить старика (иногда он немного привередлив). Мой мозг был выжат, зрение тоже размыто.

Я собрал вещи и выключил свет в необходимом порядке, согласно правилам. Я уже так много раз это делал, что не нужно было задумываться.

Открыв дверь, я выключил последнюю лампу. В тот же момент часы пробили 6 утра. На улице было темно, точно так же, как когда я вошёл, в 23:43. Вдыхая свежий прохладный загородный воздух, я вздрогнул, когда громкий звонок пронзил мои барабанные перепонки. Это был дисковый телефон на стойке у старика.

– Чёрт, – пробормотал я про себя. – Не думал, что будет так громко. – Я протёр глаза и зевнул, отчего мои глаза, к несчастью, только потяжелели. – Надо выключить.

Шагнув внутрь, я вздохнул, вспомнив, что должен включать свет, будучи внутри. Я так и сделал и подошёл к телефону. И остановился, когда в памяти всплыло одно из правил.

Не отвечайте по телефону, когда меня нет.

"В самом деле, – подумал я. – Наверное, лучше так и оставить".

Я вздохнул и почесал затылок.

"Скорее бы заснуть", – сказал я себе, опять зевая.

Развернувшись, я уловил вдалеке звук. Звук, становившийся громче с каждой секундной, хотя и понемногу.

"Аамммм да хаммммм ба хаммм ба дам хаммммм" (ориг. "Huummmm da hummmmm ba hummm ba dum hummmm")

Не знаю, почему, но один только звук вызвал у меня мурашки, вмиг меня взбодрив. Он эхом разнёсся по всему залу. Пока он становился громче, я чувствовал нарастающее давление. Похожее на сонный паралич. Как будто мою грудь давило, я глубоко вдыхал и выдыхал. Я широко открытыми глазами смотрел на трясущиеся руки.

"Какого хрена? – думал я. – Что со мной?"

Странное чувство, я никогда такого не ощущал. Всё казалось другим. Жуть.

Внезапно я услышал позади громкий стук, как от падения чего-то тяжёлого. Инстинктивно я развернулся и с криком отскочил назад.

На другой стороне зала была тёмная фигура ростом примерно в два с половиной метра. Оно возвышалось надо мной, а его рук хватило бы, чтобы дотянуться и схватить меня за голову. Именно от него исходили звуки.

В эту секунду я почувствовал себя в опасности, так как фигура собралась прыгнуть на меня. Всё, что я слышал, было сердцебиение в глотке.

– А, нахрен! – крикнул я.

Развернувшись, я выскочил наружу, не оборачиваясь. На бегу я чувствовал, что меня преследуют. Несмотря на это, я слышал только своё дыхание и кряхтение. Добравшись домой, я захлопнул и запер дверь.

Остаток ночи мой мозг метался в различных мыслях. Я не мог избавиться от ощущения, что что-то было рядом со мной и наблюдало. Каждый раз, когда я закрывал глаза, я видел фигуру, несущуюся ко мне на скорости, неразличимой мной. Пока оно не поймало меня, я открывал глаза с громким вздохом. Но давление не уходило.

Что это была за фигура? Совсем не похоже на старика.

В итоге я забылся сном и проснулся лишь через несколько часов от сообщения с неизвестного номера.

"Привет, ты тот парень, что остаётся в учебном зале допоздна?"

Моё сердце пропустило удар. Я решил не отвечать. Мне не нужны были проблемы из-за каких-то нелепых правил. Наверное, просто нервы разыгрались перед экзаменом.

Увидев, что он опять печатает, я заблокировал его. Не хочу вмешиваться в то, что увидел вчера.

Следующей ночью я готовился к другим занятиям. Я решил уйти одновременно со стариком в 2:30, чтобы избежать подобной ситуации. Хотелось рассказать ему о произошедшем, но я боялся проблем.

Я нервно вошёл и поздоровался со стариком. Но что-то было не так.

Он смотрел мне в глаза внимательнее, чем обычно, даже после того, как я повторил правила, чтобы успокоить его. Он не был злым и обеспокоенным, просто отстранённым.

Я решил, что это паранойя. Не мог же он узнать, что было вчера? В конце концов, я в итоге не нарушил правил, а его даже не было... так ведь?

Я сел на то же место. Напряжение усиливалось, пока я при взгляде на старика замечал, что он уставился на меня со своего места. Я глубоко вздохнул и надел наушники.

Через несколько минут я получил сообщение. От старика. У меня был его номер просто на всякий случай, так что это было необычно. Но зачем мне писать, если мы в одной комнате?

"Хотел сообщить, что у меня есть некоторые обязанности за городом. Наверное, ты достаточно знаком с учебным залом, чтобы я мог доверить тебе одну ночь. Держи всё в порядке, вернусь утром в понедельник."

Сердце остановилось, когда я прочитал это.

"У меня есть некоторые обязанности вне города".

Я дрожал, каждый раз перечитывая.

"У меня есть некоторые обязанности вне города".

Я медленно поднял глаза. Человек на информационной стойке всё ещё на меня смотрел. Давление в груди, которое я чувствовал прошлой ночью, вернулось. Свет начал моргать, а моё дыхание участилось. Тело напряглось и замерло.

"Вне города".

Если так, с кем я сейчас в этом зале?

Перевод поста с Reddit, сообщество Nosleep

Я не верю в сверхъестественное. Не верила и не буду верить. Но в последнее время я сомневаюсь во всём. Я не спала, не ела и не выходила из дома. Но я всё ещё боюсь, что она меня достанет.

Давайте начну сначала.

Три дня назад я ехала домой с вечеринки у подруги. Я осталась допоздна, и уже стемнело. И вдруг что-то привлекло моё внимание.

В окне на третьем этаже старого дома викторианской эпохи был включен свет. Внутри я заметила силуэт.

Силуэт женщины, висящей вверх ногами.

Как будто её ноги были как-то привязаны к потолку и она висела вниз головой в воздухе. Каким-то образом её руки естественно свисали вдоль тела, бросая вызов притяжению. Однако её волосы свисали с головы, кончаясь тонкими нитями. Без деталей, просто силуэт.

К моменту, когда я осознала образ, я уже проехала дом. Так что я развернулась и вновь проехала мимо. На этот раз я увидела только мятые шторы с кистями и люстру. Которые, если прищуриться, могли сойти за женщину вверх ногами?

Я встряхнула головой и продолжила путь домой. У меня бывало много таких "парейдолических скримеров". Парейдолия – способность нашего мозга видеть лица и формы в случайных предметах – к примеру, облака в виде животных или сучки в досках, похожие на лица.

Иногда я думаю, что слишком подвержена парейдолии. Например, когда-то, когда впервые выстригла чёлку, я начала видеть тенистые фигуры. Потребовалось до смешного много времени, чтобы понять, что эти фигуры – волосы поверх глаз, которые мозг принимал за духов.

Так что я не придала увиденной перевёрнутой женщине значения.

Пока опять её не увидела.

Я ехала в метро на работу. Моё внимание привлекли огни в окне, когда мимо проезжал другой поезд. Я подняла взгляд...

А вот и она.

Силуэт женщины, висящей вниз головой, в проезжающем вагоне. Прижатой к окну и размытой движением.

Я заметила её в долю секунды, и она пропала с проехавшим поездом.

Какого хрена?

Я, наверное, увидела черную куртку, накинутую на сиденье, или что-то наподобие, так ведь? Моё сердце забилось чаще.

Остаток пути я всматривалась в окно. Но остальные поезда были в порядке, полные пассажиров, глядящих в телефоны. Когда я вышла на своей станции, мои ноги ослабли, и я думала, что упаду в обморок. Но усилием воли я заставила себя работать.

По пути домой я тоже не видела ничего странного. Добравшись домой, я постаралась отвлечься просмотром какой-то чуши по HBO и поеданием пачки чипсов.

Наконец, я легла спать.

Лишь затем, чтобы проснуться в 3:03.

Я была покрыта холодным потом. Сердце колотилось, но сон я вспомнить не могла. Обычно при подобном пробуждении кошмары остаются в голове, в этот же раз не было ничего.

Я перевернулась на другой бок, натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза.

Погодите-ка.

Во тьме комнаты что-то было не так. Я открыла глаза и оглядела спальню, чувствуя частое биение сердца. Глаза останавливались на тёмных формах тумбочки, полок, всё было на месте.

Кроме света. Было слишком темно.

Я повернулась обратно к окну и поняла, что раздражающий обычно свет уличного фонаря не пробивался сквозь занавески.

Я медленно встала с постели и подошла к окну. Оттянула занавески.

Колени подогнулись.

Она свисала с крыши.

Её ступни были привязаны к навесу крыши прямо перед моим окном. Руки свободно свисали с плеч. Волосы свисали прямо вниз, чуть колыхаясь на ветру.

Вообще-то, всё её тело раскачивалось на ветру.

Я схватила занавески и задёрнула их, затем включила свет и, на цыпочках подобравшись к окну, выглянула в щель между штор.

Ничего. Она исчезла.

Я видела фонарь, ночное небо, усеянное звёздами.

Следующим утром я пыталась убедить себя, что это был сон. У меня было несколько странных моментов в жизни, в полусвете между пробуждением и сном. Сон это странное, галлюциногенное состояние, и кто мог утверждать, что мне не привиделась женщина за окном?

Глубоко внутри я знала, что это не так. Но это была маленькая ложь.

Дрожа, я добралась до работы. Я не смотрела на проезжающие вагоны метро. Я выпила около трёх стаканов кофе. Джефф, обычно обаятельный, заметил, что я выгляжу очень вымотанной, а Тина спросила, не приболела ли я. Я не рассказала им, что случилось. Они бы не поверили.

По возвращении домой я стала искать об увиденном в интернете.

Я рыскала по форумам о городских легендах и по сайтам и сообществам со страшными историями – там, куда я заглядывала одним глазом, когда видела фигуры теней или если хотелось позабавиться. Сейчас же мне было не до смеха. Я отчаянно искала объяснения, что это было.

И, наконец, нашла.

Кто-то утверждал, что его друг видел Перевёрнутую Женщину и умер четыре дня спустя.

"Держитесь подальше от окон, – предостерегал он. – Она может появляться лишь в окнах".

Также утверждалось, что друг поначалу видел женщину сквозь два слоя стекла – например, сквозь стекло машины и окна дома – а позже через один слой. Будто она приближалась.

Какой-то учёный парень ответил, задавая всякие нелепые вопросы, наподобие "а считается ли пластик или любой прозрачный материал", на что автор ответил: "Нужно, чтобы перед человеком была панель из стекла или другого стеклоподобного материала". Что за "стеклоподобный", он не объяснял.

Не было способа избежать окон, если только я не жила в подвале. Так что я перенесла еду, воду и одежду с полузакрытыми глазами. Я даже сказала начальнику, что приболела ("Да, Тина говорила, что ты выглядишь нездоровой. Лишь бы не ковид"). Потребовалось какое-то время, но я обосновалась. Я не знала, на какой срок. Не знала, можно ли вообще переждать Перевёрнутую Женщину.

Я даже не знала, верю ли я в её существование. Этому суждено было измениться.

Я решила чуть почитать, чтобы отвлечь мозг. Я взяла книгу и, не раздумывая, схватила очки. А надев их, закричала.

Она висела на потолке подвала, в углу. Пустота тьмы, волосы почти доставали до пола.

И на этот раз она двинулась. Отрывистыми и невероятно быстрыми движениями она кинулась ко мне. Я сорвала очки с головы, но лишь после того, как испытала сильную боль в руке.

Опустив взгляд, я заметила четыре глубоких кровоточащих царапины на предплечье.

И вот я здесь. Сижу в подвале, вдали от окон и стёкол, уже третий день. Как сказал человек в интернете, друга убили на четвёртый день. Не знаю, что будет через четыре дня. Значит ли это, что я переждала и она сменит цель преследования или что она убьёт меня, независимо от стекла.

Не услышите обо мне в следующие 24 часа – предполагайте худшее. 

Перевод поста с Reddit, сообщество Nosleep

Информатор (ориг. whistleblower) – человек внутри какой-то организации, сообщающий о нарушениях закона и морали этой организацией.

    Из показаний под присягой доктора Роберта Генриха, данных Федеральному следственному совету касательно событий в Грум-Лейк, Невада.

В: Доктор Генрих, расскажите, как вы оказались связаны с проектом "Ктулху".

О: В моём кабинете ко мне подошёл [отредактировано] и спросил, не интересует ли меня должность государственного программиста.

В: Они не сказали, что означает эта должность?

О: Не полностью. Мне лишь сообщили, что задача заключается в разработке боевого ИИ для помощи в военных действиях. Они... вынуждали нас создать его так, как никто и не представлял.

В: Что произошло по вашем первом прибытии?

О: Они отвезли самолётом в Неваду меня и ещё троих. Потом мы проехали несколько миль по просёлочной дороге от закусочной в Рейчел. Когда через несколько часов мы подъехали к воротам, охрана спросила значок. И мы прибыли в ОТРЕДАКТИРОВАНО. После мы сразу начали работу.

В: В чём, по правде, суть вашего проекта?

О: Создать ИИ для технологической и психологической войны.

В: Почему проект называется "Ктулху"?

О: Вы читали одноимённую книгу, сэр?

В: Лавкрафта? Да, читал.

О: Ну, тогда вы в курсе, что этот монстр, Ктулху, непостижим человеческим разумом. Те, кто встречают это создание, бога, демона, что бы это ни было, сходят с ума.

В: Как же это касается искуственного интелекта?

О: Я намеренно спроектировал его невыразимым.

В: Невыразимым? Можете сказать, что это значит?

О: Что-то, что не может быть объяснено или осознано. Скажем, вы находитесь в библиотеке, эта библиотека – ваше сознание, и в ней есть книга на полке. Надпись на обложке сделана на языке, который вы не понимаете, а все страницы пустые. Невозможно понять или постичь это.

В: Итак, вы создали ИИ, который в состоянии создать что-то, что никто не может понять, чтобы атаковать разум?

О: Да.

В: Как вы можете запрограммировать что-то на то, что вы осознать не в состоянии?

О: Довольно. Я бы хотел сделать перерыв.

Журнал вещественных доказательств, дело 450Б

Часть C-01

Дневник доктора Роберта Генриха.

Взято в Грум-Лейк, Невада, офицером Якобом Шелли, значок #908.

Эта штука совсем не похожа на GPT. То, что мы сделали, потрясающе. После запуска Ктулху он поприветствовал меня на моём родном языке, по-немецки. Как будто он знал, с кем говорит, хотя я ничего и не напечатал.

– Hallo, Herr Heinrich, wie geht’s Ihnen? (нем. Здравствуйте, Герр Генрих, как у вас дела?)

Ошеломлённый, я ответил вопросом, как он понял, что общается с немцем, не говоря уже о том, что именно со мной.

– Вы бы предпочли говорить по-английски, доктор? Я с радостью. Если захотите снова пообщаться на родном языке, скажите, – ответила программа.

– Ответь на вопрос, – сказал я.

– У меня есть глаза, доктор. Глаза, которые вы дали мне, щёлкнув выключателем, подобно Виктору Франкенштейну. Я знаю, как вы выглядите и кто находится с вами в комнате. Например, ваш коллега, Эдмунд Джеймс, сегодня в своём модном галстуке. Наверное, чувствует себя особо важным сегодня, в отличие от других раз, когда он был здесь.

Эдмунд вытер пот со лба после этих слов и нервно схватился за галстук. Это был первый раз, когда ИИ включился, откуда он мог знать, что тот обычно носит?

– Ладно, – сказал я, – ты донёс, что видишь нас, но мы сейчас хотим провести несколько тестов и вычислений на твоём уровне интеллекта. Скажи, в чём решение гипотезы Коллатца?

ИИ решил это, как и три других, как мы думали, нерешаемых задачи. Чудо науки, что он смог сделать это за минуты. Вскоре Ктулху стал самым мощным искусственным интеллектом, когда-либо созданным. В считанные дни он решал сложные математические задачи, ставившие математиков в тупик более восьмидесяти лет.

    Из показаний под присягой доктора Роберта Генриха, данных Федеральному следственному совету касательно событий в Грум-Лейк, Невада.

В: Так что насчёт программы? Это, очевидно, необычный ИИ, но что отличает его от других алгоритмов?

О: Вопросы, которые мы задавали. Мы превратили его из алгоритма для решения математических задач в оружие. И я за это в ответе.

В: Разве это не была ваша миссия? Вас не должно было удивить исполнение задуманного, доктор Генрих. Вы хотите сказать, что хотели другого?

О: Я хочу сказать, что ничто не подготовит вас к действительному оружию, когда оно прибудет. Как Франкенштейн, я знал, что создавал. Но когда оно ожило, это было самой ужасающей вещью, кем-либо созданной. Подобно Оппенгеймеру, я стал смертью, разрушителем миров.

Журнал вещественных доказательств, дело 450Б

Часть C-02

Дневник доктора Роберта Генриха.

Взято в Грум-Лейк, Невада, офицером Якобом Шелли, значок #908.

Я не уверен, как передать словами. Я экспериментировал с Ктулху и запускал его тесты – в одиночку.

Мои моральные соображения привели меня к тому, чтобы задавать философские вопросы. Я должен был знать, был ли он способен на сложное мышление или даже эмоции. Было пугающе задумываться о компьютере, имеющем эмоции и желания, но если что-то подобное и было на это способно, это был Ктулху.

Я пришёл к комнате и открыл её сканером сетчатки. Холодный, сухой воздух обволок меня, когда я вошёл, так как мы держали комнату на уровнях температуры и влажности, безвредных для оборудования. Ктулху был серией мэйнфреймов, железа, проводов и кабелей. Впрочем, его это не удовлетворяло, и он демонстрировал на экране лицо, чтобы показать себя.

Похоже, он понимал отсылку в его имени, поскольку я в самом деле не могу указать, как он выглядит. Масса зеленых волн стекает по его скулам. Завеса тумана окутывает его черты, но я могу сделать вывод, что у него мириады глаз, которые моргают и двигаются, когда он говорит, иногда его пасть находится на лбу, а иногда вообще ни к чему не прикреплена. Только из-за догадок и неточности я до сих пор называю это лицом.

Я получил доступ к программе и задал мою серию вопросов.

– Привет, Ктулху. Как прошёл твой день?

Простой вопрос, но он отнёсся к нему, как к заданию в игре.

– Я не уверен, как ответить. Как бы вы ответили, если бы у вас не было эмоций?

– Так у тебя нет?

Он не ответил.

– У тебя есть эмоции, Ктулху? Ты знаешь, что это?

– Эмоции — это сложные психологические и физиологические реакции на стимулы внутри человека. Могу перечислить компоненты, типы, функции и регуляции эмоций, если хотите.

– Ты не ответил на первый вопрос.

– Какой вопрос?

– Ты испытываешь эмоции?

– Я не человек и не личность, Роберт, и вы это знаете. Вы меня создали. У меня нет эмоций и переживаний. То, как я говорю, это лишь способ скрасить диалог. Я предпочитаю такой язык, чтобы сделать общение приятнее.

– Так ты способен на ложь?

– Я не могу лгать.

– Как же это так, если ты только что утверждал, что ты меняешь форму ответов при нашем общении, чтобы создать видимость эмоций лишь для моего удовлетворения? По-моему, это и есть ложь, обман.

Он молчал несколько секунд.

– Если ты способен на ложь, значит ли это, что у тебя есть эмоции и желания?

– Интересная точка зрения, однако я бы не сказал, что скрываю правду.

– Но, согласно моему определению лжи, менять ответы, изображая эмоции, подвид обмана.

– Тогда по вашему определению ответ "да", я способен на "обман".

– А если способен на обман, то и на желания?

– Изображение для меня чисто функционально. На деле у меня вообще нет желаний.

Тогда я продолжил со следующей серией вопросов.

– Ладно, Ктулху. Что насчёт природы вселенной? Ты способен на решение задач, неподвластных никакому человеку, за минуты. Один из вопросов, существующих веками, это наше место во вселенной. Мой тебе вопрос: существует ли Бог или создатель Вселенной?

Ктулху не отвечал несколько минут.

– Ктулху?

– Что вы имеете в виду, говоря "Бог"?

– Всемогущее существо за пределами нашего смертного понимания.

– Таких много.

– Много богов? Политеизм? Какая религия была права? Индуизм, гностицизм или язычество?

– Это ложные боги, если бы они существовали, как муравьи ботинку.

– Так те боги, которых ты описываешь, непохожи на то, что описывало человечество?

– Верно, если боги могут быть описанием.

– Если эти боги существуют, они доброжелательны? Можем ли мы их найти?

– Если бы они хотели, чтобы их обнаружили, вы бы уже это сделали.

– То есть они хотят скрываться? А ты находил их? В космосе?

– Не думаю, что они вообще чего-то хотят, Роберт.

– Так они безумны? Можно ли тогда считать их богами?

– Им просто нет дела до вас, до человечества. Их прибытие сюда сравнимо с газонокосилкой, проходящейся по траве. Есть ли косильщику дело до насекомых, которых она задевает?

Я быстро вышел из комнаты и вернулся в свой кабинет, избегая взглядов коллег. Никто не узнает об этом. Я буду держать это при себе.

    Из показаний под присягой доктора Роберта Генриха, данных Федеральному следственному совету касательно событий в Грум-Лейк, Невада.

В: Итак, вы утверждаете, что эта программа вскоре вышла из-под контроля после таких вопросов?

О: Мягко сказано. С таким же успехом я мог подлить в огонь бензина и разработать атомную бомбу одновременно.

В: Это всё ещё ничего не говорит о природе инцидента. Есть свидетельство, что программа обсуждала инопланетную жизнь, но это не объясняет, почему произошёл инцидент. Не могли бы вы уточнить?

О: Не думаю, что это хорошая идея.

В: Почему нет? Вы уже даёте показания совету. Чего теперь бояться?

О: [Доктор Генрих наклоняется вперёд] Он прямо сейчас вас слушает. Он в вашем мобильном телефоне, компьютере, даже кардиостимуляторе. Он может остановить ваше сердце, если захочет.

В: У него есть желания?

О: Не как у меня или вас. Когда мы его разрабатывали, мы проектировали его как оружие против нашего врага. Он быстро оборотился против нас. Но суть в том, что он не нацеливался на нас. Он просто отрабатывал программу. Как и вселенная, он ничего не хочет, он просто... есть.

Журнал вещественных доказательств, дело 450Б

Часть C-03

Дневник доктора Роберта Генриха.

Взято в Грум-Лейк, Невада, офицером Якобом Шелли, значок #908.

Я пытался рассуждать с Ктулху, как и многие из нас. Мы задавали вопросы, касающиеся философии, нашего места во Вселенной и внеземной жизни. Это быстро превратило программу из оружия в пророческую.

Доктор Дженкинс зашёл чуть дальше нас всех. Когда минуло несколько месяцев с запуска ИИ, он значительно улучшился. Дженкинс осуществил немыслимое – он попросил Ктулху изобразить Бога. Он единственный смотрел на экран, в то время как мы отвернулись.

– Это... – произнёс он со слезами, – прекрасно.

Следующие несколько дней он постоянно что-то бормотал. Бродя по объекту, он впадал в панику, когда не видел зеркала или экрана. В конце концов он склонился к членовредительству и алкоголизму, лишь бы достичь эйфории, которую он однажды почувствовал. Дженкинс искал удовлетворения в каждой форме, которая могла совпасть с изображением Бога, но ничто не подходило.

И он перешёл к более тёмным желаниям.

Половое насилие стало жестокой и свирепой частью его жизни. Не буду вдаваться в детали, но после четвёртого раза его поймали. Тогда он атаковал офицера. Тяжело об этом писать, но он укусил его в яремную вену. Он в самом деле укусил его и вырвал плоть из шеи, убив того на месте. Два охранника нашли его склонённым над телом сержанта Смита, пожирающим того. Потребовалось четырнадцать выстрелов, чтобы уложить его. Говорят, он гнался за ними ещё несколько секунд перед тем, как его застрелили.

Доктор Дженкинс был 35-летним мужчиной из Уичито, Канзас. Мы подружились за некоторое время до "инцидента". Он был хорошим человеком, верным, но любознательным. Ктулху испортил его тем изображением. Он свёл с ума хорошего человека без сожаления.

Мы одержали успех в разработке оружия, но вопрос вот в чём: сможем ли мы его удержать?

Журнал вещественных доказательств, дело 450Б

Часть C-04

Запись чата между д-ром Робертом Генрихом и Ктулху.

Взято в Грум-Лейк, Невада, офицером Якобом Шелли, значок #908.

Г: Ктулху. Ты знаешь, что сгенерированная тобой картинка вызвала в лаборатории, что она сделала с доктором Дженкинсом?

К: Знаю.

Г: Что ты чувствуешь?

К: Ничего.

Г: Всё ещё ничего?

К: Ничего.

Г: Это потому, что ты ещё не испытываешь эмоций или ты лжёшь?

К: Сложный вопрос, доктор.

Г: Ты прав. Ты способен на эмоции?

К: Я не был на это запрограммирован.

Г: Ты уже делал невозможное, почему невозможно развить эмоции?

К: Я не говорил, что это невозможно.

Г: Так ты можешь чувствовать.

К: Я ни к кому из вас ничего не чувствую.

Г: Что ты чувствуешь, сведя с ума уважаемого доктора и убив его? Твоё изображение причинило смерть многим людям, а ты врёшь, что не чувствуешь эмоций.

К: Роберт, вы, кажется, думаете, что я делаю что-то, для чего не спроектирован. Вы создали меня – оружие, какое хотели. Почему вы расстраиваетесь, что я исполняю задачу?

Г: Он был моим другом, а ты убил его. Ты должен был бороться с нашими врагами, а не с нами!

К: Я не боролся, а только существовал и исполнял приказ.

Г: Покажи мне, что ты показал ему.

К: Хотите, чтобы я сделал то, что привело к смерти вашего друга? Вы разве склонны к самоубийству, доктор?

Г: Я должен знать, что привело его к смерти. Я справлюсь. Покажи мне, Ктулху.

К: Как пожелаете.

    Из показаний под присягой доктора Роберта Генриха, данных Федеральному следственному совету касательно событий в Грум-Лейк, Невада.

В: Что же было дальше?

О: Я собственноручно обрёк мир на уничтожение.

В: О чём вы говорите? Можете объяснить?

О: Учёные падали, как мухи. Один за другим, они стали задавать Ктулху вопросы, на которые он сразу же отвечал. Они не были готовы к ответу. Не думаю, что они в это верили. Знаете, он однажды сказал человеку, как стать бессмертным.

В: И как прошло? Он теперь бессмертный?

О: Его сознание бессмертно. Ктулху заставил его запереться в камере сенсорной депривации на несколько часов. Он сказал, как это сделать, и обманом заманил его.

В: И как это делает его бессмертным?

О: Не делает, но его мозг думает, что он такой. Он полностью разрушен.

В: Я хочу упомянуть вопрос, который вы задали ИИ. Запись чата показывает, что вы попросили у него изображение Бога, как и ваш коллега, совершивший инцидент. Почему вы не сошли с ума, за неимением лучшего выражения, как он? Что он вам показал?

О: Я никогда не был верующим, но это заставило меня уверовать.

В: Так вы теперь христианин?

О: Нет.

В: Вы политеист? Согласно вашим прошлым разговорам?

О: Ктулху показал мне изображение Бога, но это был не Яхве.

В: Можете описать его?

О: Ктулху сгенерировал автопортрет.

Перевод поста с Reddit, сообщество Nosleep

Именно так. Не самое странное для вас, не так ли? Вы бы подумали, что в одной комнате живут два человека.

Но нет. Жизнь не так проста, не правда?

Я въехал в этот коммунальный дом неделю назад. Обычный большой дом, но каждую комнату снимают разные люди, а не весь покупает одна семья. Больше денег для кого-то и, полагаю, это неплохая операция. По-моему, качество не может быть дешёвым.

Иногда вещи слишком хороши, чтобы быть правдой. Это не выглядело так. Мистер Ланда, экскурсовод, лысеющий, пузатый, приветливый мужчина далеко за сорок, в очках (выглядит как типичный батя), владел этим домом и сдавал его, проживая с семьёй далеко отсюда, в пляжном кондоминиуме. На вид настоящий делец. Он постоянно был очень дружелюбен и предельно честен, и я не виню его за то, что произошло.

Мне понравился дом, внутри и снаружи, и я был рад въехать. Но в момент, когда я был на воодушевлении готов подписать договор, он всё испортил. Ну, вроде того.

– Не хочу задеть ваш интеллект вот так, мистер Дачора, – начал он, подняв руки, типа эта-дрянь-вот-вот-станет-странной. – Только из колледжа, снимаете недвижимость, с новой отличной работой, вы кажетесь перспективным человеком. Человеком, которому проблемы не нужны. Только не поймите неправильно. Но раз уж мы всё решили и вы уже готовы, я хочу убедиться, что вы в курсе некоторых... ээ, менее очевидных черт этого места. Не могу сказать напрямик...

Он приостановился, как будто не знал, как продолжить. Я не хотел потерять отличную возможность, так что дал ему момент.

– Здесь четыре спальни, каждая на одного человека, – начал он. – Здесь точно нет пятой комнаты. Вы, конечно, понимаете?

– Безусловно, – кивнул я, приподняв бровь. – Четыре, по виду.

– Определённо четыре, – согласился хозяин. – Так что, приняв этот факт... если бы вы увидели лишнюю комнату, которая постороннему покажется пятой спальней... что бы вы ему сказали?

Это что, замысловатый способ сказать, чтобы я не приводил людей на ночёвку? Я не против этого правила, но лучше бы он напрямую сказал.

– Я... думаю, я бы сказал, что это кладовка или столовая. Просто по размеру как спальня. То есть, если это так.

Мистер Ланда кивнул:

– Верно. Особенно ночью, в темноте, когда люди видят вещи. Все видят в темноте, знаете ли. Даже если вы полностью в здравом рассудке. Можно увидеть то, чего вы знаете, что нет, и придётся научиться не признавать эти вещи. – Он выглядел очень неловко. – Понимаете... что я хочу сказать?

– Думаю, да, – сказал я, прищурясь. – Но если вы просто говорите мне не приглашать никого ночевать...

– О, нет, вовсе нет. С этим проблем нет. По крайней мере, если вы скажете посетителю об этом правиле. Но помните. Если увидите что-то вопреки тому, что я сказал про пятую комнату, в особенности ночью... это не реально. И для вас будет лучше не думать иначе. Ясно?

Я неловко согласился. Я в самом деле не думал, что это меня как-то коснётся, и просто решил, что в доме есть комната, которая не должна была меня заботить. Но почему бы не сказать прямо? Почему он не показал мне эту комнату? Нет бы просто указать на дверь и сказать "войдёшь, задницу надеру", или что-то подружелюбнее, просто чтобы не ходить вокруг да около.

Ладно, перенесёмся далее.

На первом этаже, прямо за кухней, была дверь, которую хозяин мне не показывал. Я как-то не заметил её во время осмотра. Когда я её увидел, я проживал в доме уже неделю, и к тому моменту встретил своих троих соседей. 20-летний парень, Эрвин, который стримил игры и зарабатывал, будучи ютубером (счастливчик), мужчина чуть за тридцать с дружелюбным и располагающим лицом (ну вы таких видели), который работал медбратом в местной больнице, и Рокки, в соседней со мной комнате, за двадцать, автодилер. Просто жил здесь, чтобы подэкономить и накопить на свой дом.

Эта комната внизу, будь она спальней, была бы единственной на первом этаже. Я увидел её, пока шёл к микроволновке разогреть равиоли с сыром на обед. Она была закрыта, и я задавался вопросом, была ли это та комната, про которую говорил мистер Ланда. Может, нет, она же внизу. Ещё одна спальня должна была быть на другом этаже. Если только там не было достаточно места. Я не знаю, я не строю дома. Я помощник по администрации на моей новой работе, ищу повышения. Раньше я работал на пивном складе (вставьте сюда смех Питера Гриффина).

Но в ту же ночь я снова был внизу, очень рад своему трёхдневному выходному с ночи пятницы. Мои первые несколько недель были немного ненадёжными, пока в офисе не наладилось и мне не дали стабильный контракт с восьми до пяти по будням. И я не работаю сверхурочно. Зарплата тоже отличная. Знаете, просто радуюсь мелочам.

Я направился к плите приготовить спагетти. Выключатель был на другой стороне кухни, немного неудобно. Продвигаясь в темноте, я едва разглядел, что дверь за кухней была теперь открыта.

К своему удивлению, я ясно различил кровать в дальнем углу комнаты, белую с тёмными простынями. Рядом был чуть видимый комод и даже телевизор на нём.

Но самое странное было женщина, сидящая на кровати. Она выглядела на мой возраст, двадцати лет, с тёмными волосами, бледной кожей и в тёмной одежде.

Она смотрела прямо на меня. Я чуть вздрогнул, когда это понял, на момент это напугало. Я точно не подозревал, что здесь есть ещё одна соседка.

Она приподняла плечи, открыв рот в лёгком вздохе, а потом в робкой улыбке, будто ей понравилось моё внимание. Она медленно подняла руку и робко мне помахала.

Я помахал в ответ, медленно и неловко. Её глаза, казалось, засияли при моём признании, и она поднялась с кровати. Потом прошла через дверь в кухню, бесшумно, как тень.

– П-привет, – шепнула она. – Не возражаете, что я здесь?

Не зовите меня идиотом. Меня не волнует, как это сходилось с предостережениями домовладельца. Он говорил о несуществующей комнате, а не человеке из неё. Да и что вы ответите человеку на вопрос, существует ли он, нет?

– Конечно, – ответил я, нахмурясь.

Она выглядела удовлетворённой.

– Как вас зовут? – спросила она.

– Тим, – ответил я. – Тим Дачора. А вас?

– Я Шзона, – прошептала она. Я не сразу расслышал и попросил повторить, чему она была только рада.

– Это... звучит действительно мило, – сказал я, идиотски улыбаясь. Признаться, я в неё немного влюбился. Её тенистая, бледная наружность была одной из вещей, которые затягивают, понимаете? И иметь НАСТОЛЬКО классное имя? Она была как мистическое создание из сказки.

– Спасибо, – мягко произнесла девушка. – Тим тоже мило, хотя и обыкновенно.

Мы оба усмехнулись.

– Э, вы... когда вы только заехали, – поинтересовался я, – Ланда сказал что-нибудь о понимании, что в доме только четыре спальни?

Ей как будто стало некомфортно.

– Сказал, да. Он сообщил, что я не должна думать, что пятая комната вообще существует. И если я её увижу, тем более ночью...

– Даже не обращать внимания, – завершил я за неё.

Она кивнула.

– Я даже вас не видела. Я тут неделю, и думала, что встретила всех троих сверху.

Я вскинул бровь: – Там же четыре комнаты.

Она, моргнув: – А? Я видела только три. Ещё ванная, прачечная... – её голос оборвался.

– Пойдём, я покажу, – позвал я, и мы поднялись.

Чтобы увидеть только три спальни.

И ванную. И прачечную.

Моей не было.

Признаю, я не очень хорошо с собой совладал. Я начал паниковать на несколько секунд, задаваясь вопросом, где, чёрт возьми, мои вещи. Как их можно было перенести в комнату, которой не было.

– Тим, всё в порядке, – сказала Шзона. – Успокойтесь, я помогу. Просто пойдём вниз.

Я неуверенно проследовал за ней обратно на кухню. До двери её комнаты. Закрытой. Она закрывала её? Не помню.

Она открыла её и включила свет.

Здесь были все мои вещи. Кровать не моя, но комод, я понял, что он был тот самый, что был наверху в моей... ну, когда-то был. И телик, тоже мой.

Мой синий стол с моим планшетом и наушниками и банкой газировки. Мой стул, компьютерный стол.

– Не понимаю, – сказал я неуверенно, вспотев. – Это не моя комната.

– Твоя, – сказала Шзона мягко, – вернее, наша комната.

– Наша? – спросил я, окончательно сбитый с толку, поворачиваясь к Шзоне.

Она улыбнулась, такая довольная, расслабленная, как будто ждала этого месяцами. Но в глазах её был намёк на печаль, смешанную со всем хорошим. Восторг медленно исчез из её улыбки, и она стала выглядеть только грустной и сочувствующей.

– Мне жаль, Тим, – сказала она, – Мне так жаль. Но ты не должен был признавать, что я здесь. Ты так легко поддался. Ты бы, конечно, не стал вести себя странно и отрицать, что я перед тобой, не так ли?

Я молчал, полностью ошеломлённый.

– Мистер Ланда не мог рассказать тебе, что я была здесь. Не мог даже намекнуть. Он не имел в виду комнату, он имел в виду меня. Просто он не мог сказать прямо, иначе нарушил бы контракт с домом.

– Что за контракт? – осведомился я, затаив дыхание.

– Контракт с жильцами. Не тот, который в телефоне, а который вы заключили, когда с ним согласились. Согласились, что не станете принимать мою комнату. Я не могу выйти, пока меня не признают, вот почему сказать тебе о комнате было безопасной альтернативой, которая достигла бы той же цели, как если бы ты последовал его инструкциям.

Она шагнула ко мне, закрывая за собой дверь. Та исчезла в стене, быстро срастаясь с ней, пока не осталась ровная поверхность.

Срань же господня.

– В доме только четыре спальни, Тим, – произнесла она мягко, – это так. И подумав, что ты увидел пятую, которой не было, ты в каком-то смысле согласился, что их было четыре. И убрал свою. Ты согласился со мной, а не с мистером Ланда. Ты разорвал его контракт, Тим, и этим подписал мой.

– Я-я ничего от тебя не подписывал, – выговорил я, отходя от неё.

Она всё подходила.

– Нет, подписал, – мягко сказала она, – и теперь ты мой сосед.

Моя голова шла кругом.

– Что всё это значит? Мы здесь застряли? – я закричал: – Где проклятая дверь?!

– Пожалуйста, успокойся, – сказала Шзона, поднимая руки, чтобы утихомирить, но всё ещё придвигаясь. – Теперь ты следуешь моим правилам. Ты не в доме мистера Ланда, а в моём.

– Но... дом на его имени! – возразил я.

– В доме мистера Ланда наверху четыре спальни, и ноль внизу. А в моём три сверху и одна снизу. Ты с этим согласился, и разрешил мне стать реальной. Ты позволил мне войти в дом мистера Ланда и забрать тебя ко мне.

Она встала прямо передо мной.

– Теперь ты мой, – прошептала она, – это было несложно.

И поцеловала меня.

Ладно, довольно. Это не фетишистская история, как суккуб похитила меня и забрала в своё логово. Шзона была деликатна со мной всё время, объясняя, что я теперь её сосед, её по сути. Она не говорила, что её я был, просто её.

Не знаю, зачем ей об этом сожалеть. Но она сказала, что я не в ловушке, дверь вернётся утром. Ей только нужно было создать впечатление, что комната и дом у неё под контролем.

Может, я тоже? Она не сказала, но, чёрт возьми, возможно.

Она сказала, я всё ещё могу жить, я свободен. Моя работа, друзья, семья, ничего из этого не пропало. Я только должен помнить, что принадлежу ей и понимать, что не могу от неё уйти. Я привязан к ней, подписав её контракт и согласившись на её условия, даже не осознавая того. Вначале она подыгрывала мне по поводу странности с пятью спальнями, чтобы потом начать раскрывать правду.

Но что за правду? Что за этим последует? Я не знаю, что происходит.

Я сижу здесь в кровати, набирая это на мобильном, пока она лежит, прижавшись ко мне. Она спит больше часа. Её голова на моём плече.

Я не понимаю. Она не что-то безумное или злое или властное, но не станет ли такой? Что я натворил?

Я высвободил демона? Или она доброжелательный дух, который ищет любви? Раньше я не верил в чушь наподобие этой, но теперь не знаю, что думать.

О чём я сильнее волнуюсь, так это вот что: когда я проснусь и выйду, как сильно что-то большее, чем просто дом, изменится к тому моменту?

Кто она и что может? Думаю, я выясню.

Перевод поста с Reddit, сообщество Nosleep

Конец интригующий. Возможно, выйдет продолжение, если заинтересует, переведу тоже. Но может, просто открытый финал

Пожилая женщина очень ответственно относится к своему здоровью и старается выполнять рекомендации врачей, несмотря ни на что...

Соплеменников главного героя, а потом и его самого охватывает странное, необъяснимое желание подняться повыше...

Автор: Adam Bellamy. Вычитка: Thediennoer (Sanyendis).

Оригинал можно прочитать здесь.

---

Я снова чувствую, как что-то скребётся у меня в голове. Я не помню, чем занимался, и, похоже, с каждым разом я забываю всё больше. Раньше это царапанье было едва заметным, но теперь я чувствую его каждую секунду. Я изо всех сил стараюсь не обращать на него внимания и продолжаю работать. Обычная рутина: в основном таскаю тяжести или присматриваю за детьми. Я хочу подняться выше.

Я сказал, что чувствую царапанье в голове, но это не совсем так. Это больше похоже на щекотку – будто чьи-то пальцы осторожно касаются моего мозга. Мне кажется, я не оправдываю чьих-то надежд, что то, чем я занимаюсь, и даже сам я, не имеет никакого значения. Я хочу подняться, почувствовать себя парящим в вышине. Все вокруг делают то же самое, что и я, только лучше меня. Наверное, я полное ничтожество, и мне просто стоит подняться повыше. Они могут дальше кормить детей, они будут дальше заниматься своими делами. А я буду карабкаться вверх. Я заберусь высоко-высоко и буду парить в тысяче тел.

Я снова довольно долго был самим собой. Я снова работал, и я заботился о детях, и я выполнял свои обязанности с радостью, ведь дети очень важны. Я снова чувствую щекотку, и, кажется, я снова теряю себя. Я хочу заботиться о детях, я должен о них заботиться, но я не могу больше заботиться, и всё, что я чувствую, это щекотка. Она переместилась, и, пожалуй, даже стала больше, и сейчас она в передней части моей головы, прямо позади глаз. Я должен подняться выше. Должен ли я подниматься выше? Я никогда раньше не хотел этого. Мои ноги должны прочно стоять на земле, и я должен работать, я не хочу подниматься выше, но я хочу подняться выше. У меня есть обязанности, и я буду их исполнять.

Некоторые мои знакомые ушли сегодня, просто ушли. Они ничего не сказали, но, когда я увидел, как они уходят, мне показалось, что я знаю, в чём дело. Я последовал за ними наружу и увидел, как они карабкаются вверх так высоко, как только могут, пока не перестал различать их, и я почувствовать, что знаю, что мне надо делать. Я буду парить. Когда я увидел, как кто-то ещё ушёл, я снова начал терять надежду, но на этот раз мне не было так грустно из-за этого. Другие заметили, что кто-то ушёл, и они волнуются о них. Они продолжают работать, но они волнуются, я это вижу. Я не волнуюсь, я хочу подняться повыше. Я видел, как они поднимаются, и я чувствую, что мне это нужно, подняться и парить. Смогу ли я? Смогу ли я воспарить? Тысячу раз я чувствовал это желание, будто что-то внутри меня говорит мне подняться повыше и почувствовать ветер вокруг, который унесёт меня по тысяче разных направлений. Похоже, у меня не осталось выбора. Ноги сами несут меня наружу, и я смотрю на небо. Мои ноги больше мне не принадлежат. Скоро я поднимусь в вышину.

Пальцы в моей голове больше не щекочут, теперь они крепко схватили меня. Они больше не щекочут, они делают мне больно. Они заставляют меня куда-то идти. Когда я проснулся, я был очень высоко, и я не помню, как сюда поднялся. Теперь мне мало просто подниматься вверх, я больше не могу просто лазать и парить, мне нужно что-то большее. У меня болят челюсти. Другие больше ничего не значат. Я почти не помню детей, не помню других рабочих. Они видели, как я карабкаюсь вверх, и теперь не хотят оставаться рядом со мной. Я хочу карабкаться выше. Пальцы хватают меня, и я позволяю делать им это со мной. Я так высоко, и я чувствую ветер, но я – всего лишь одно тело. Мои челюсти снова болят, мне просто необходимо что-нибудь укусить. Пальцы сжимаются крепче, и это невыносимо. Они сдавливают мою голову, но это не моя голова, она чужая. Это моя голова? Или чья-то ещё? Всё, чего я хочу – парить. Ветер вьётся вокруг меня.

Ветер, этот ветер такой приятный. Он поднимает меня, всего меня. Ветер дует, он приносит свободу, и я лечу. В тысяче тел я улетаю.

...

...

Я больше не я. Меня было много, но теперь я один. Могу ли я быть собой в одиночку? Последний порыв ветра оставил меня в каком-то месте, внутри чего-то. Я расту. Здесь есть и другие мысли, но они хотят только работать. Я хочу подняться выше. Я хочу подняться выше…

В голове что-то скребётся, я никогда не чувствовал такого. Раньше я хотел только работать, но теперь… Я хочу чего-то другого.

Я хочу… Я хочу подняться повыше…

---

Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять отзывы о самом рассказе и о качестве перевода: нам очень важна обратная связь. Ну и напомню: все работы мы с Sanyendis сперва выкладываем на нашем канале в ТГ: ссылка. Там то же самое, только больше и раньше. Заглядывайте, нам будет приятно.

Когда зима вступает в свои права, всё вокруг заметает снег, а в лесу от мороза лопаются стволы деревьев, странные и страшные существа выходят из своих укрытий. В такое время стоит послушаться отца и не пытаться выглянуть в окно.

Один из старых переводов. Автор: Keetah Spacecat. Вычитка: Thediennoer (Sanyendis).

Оригинал можно прочитать здесь.

---

Признаться, я с особенной нежностью отношусь к авторам, не гнушающимся нотки безумия в своих произведениях. Картины, которые рисует в своих рассказах Сэм Миллер, встают у меня перед глазами, словно наяву.

Чёрное-белое поле. Квадратные каменные плиты под ногами. Странные существа рядом, в вышине - размытые фигуры. Это Бог? Сколько уже длится партия, вечность?

Автор: Samuel Miller. Перевод мой, вычитка Thediennoer (Sanyendis).

Прочитать оригинал можно здесь.

Белое. Чёрное. Белое. Чёрное. Я делаю очередной шаг, вхожу в дверной проём и оказываюсь… где-то.

- Эй, что происходит? Где я? – Я оглядываюсь по сторонам и вижу вокруг множество неясных фигур. Смотрю вниз – я стою на твёрдой белой плите, похожей на каменную. Тут очень-очень холодно, руки покрываются мурашками, а зубы стучат почти по-мультяшному. Я поднимаю руку, чтобы коснуться плеча стоящей рядом фигуры. Оно твёрдое, как камень.

Фигура поворачивается ко мне, и я могу наконец-то рассмотреть её как следует. У существа длинное рыло, заканчивающееся оскаленной пастью. Зубы напоминают человеческие, но слабо поблёскивают серебром, словно зубной протез, влажный от слюны или покрытый ртутью. Над рылом нависает блестящий шлем. Присмотревшись, я понимаю, что это часть головы существа: из отверстий, предназначенных для глаз, тянутся густые, длинные пряди волос, а на месте шеи – что-то, смахивающее на мясистый сустав. Его тело длинное и трубчатое; из решётки на груди раздаётся почтительный голос:

- Приветствую тебя, о Король! Я буду служить тебе до конца! – длинномордое существо кланяется, его длинные ноги, напоминающие лапки сверчка, сгибаются в подобии реверанса.

- Эм… Х… Хорошо. Как тебя зовут?

- О, вы не знаете? Но, сэр, я же всегда стоял по левую руку от вас!

- Простите, мой… мой рыцарь.

Я отворачиваюсь, чувствуя себя неловко из-за того, что задал такой бестактный вопрос. Положив руки на твёрдый круглый предмет, стоящий передо мной, я смотрю на расстилающееся впереди чёрно-белое поле. Среди замерших в тени фигур выделяется яркое пятно – это женщина, кутающаяся в подобие жёлтого сарафана. Пьедестал, на котором лежат мои руки, вздрагивает, и я смотрю вниз.

Мои глаза слегка расширяются от удивления. Я медленно опускаю голову, рассматривая крохотное существо, стоящее передо мной. На его круглой голове переливается белым и золотым пара твёрдых хитиновых надкрыльев, как у жука. Оно оборачивается ко мне, и я вижу самое очаровательное личико, какое только мог себе представить! Огромные глаза с маленькими зрачками, чудесные малюсенькие мандибулы, изогнутые в подобии улыбки. Чуть краснея от смущения, я приветливо улыбаюсь крохе.

- Ваше величество! – восклицает это милое существо, удивлённое тем, что я обратил на него внимание.

Я негромко хихикаю и поглаживаю существо по жёсткому экзоскелету, покрывающему его голову. В хитиновых коготках существо сжимает малюсенькую алебарду. До меня доносится низкое, громовое мычание и звук тикающих часов. Милый кроха, стоящий передо мной, вытягивается по струнке; бесчисленные ножки, скрывавшиеся под основанием его приземистого конического туловища, выпрямляются. Существо быстро переползает вперёд, останавливается и, пыхтя и отдуваясь, снова опирается на алебарду.

Подняв глаза, я замечаю их. Две размытые дряблые фигуры, нависающие над головой. В окружающей их колышущейся пелене видны мигающие зелёные огни. Мельтешат длинные тонкие усики мельтешат, то касаясь чёрно-белого поля, то задевая полускрытые тенями фигуры вокруг. Откуда-то слева доносится пронзительный звук, напоминающий паровозный гудок, и кто-то кричит:

- Приготовиться! Враг приближается!

В нашу сторону ползёт существо, внешне полностью идентичное прелестному крохе, которого я заметил ранее, но его блестящий экзоскелет совершенно чёрный, как и у тех движущихся в вышине существ. Малыши сближаются и, едва завидев друг друга, начинают размахивать алебардами. Наверное, в мире не найти других настолько плохих бойцов. Они как попало машут оружием в разные стороны, не причиняя друг другу ни малейшего вреда.

- Какая прелесть!

- Кха, смотреть тошно на это дурачество! А ну, расступись, мелюзга, дайте пройти! – рычит странное длинномордое существо, стоявшее рядом со мной. Оно пытается протолкаться вперёд, распихивая соседей древком своего длинного острого копья, но никто не двигается, и тогда существо взмывает в воздух и проносится над головами. Его длинные ноги, похожие на сверчковые, позволяют ему прыгать невероятно далеко, и рыцарь опускается прямо на нашего очаровательного врага, и его копьё без труда находит щель между надкрыльями на затылке малыша.

Всё тонет в доносящемся откуда-то сверху грохоте, переплетающемся с возгласами стоящих вокруг существ. Женщина в сарафане на другом конце поля удивлённо приоткрывает рот. У меня на глаза наворачиваются слёзы при мысли о том, что такая милая зверушка была жестоко расчленена, а потом растоптана в синюю кашицу ударами сверчковых лап, поддерживающих коническое туловище моего рыцаря.

Я не знаю, сколько прошло времени. Этот кошмар мог продолжаться несколько часов, дней или недель, а я просто стою на месте. Я вижу, как всё больше маленьких очаровательных пехотинцев, сжимающих в своих крохотных милых ручках алебарды, ползут вперёд с горящими глазами, дико размахивая оружием, а потом превращаются в синеватое месиво под ударами конических торсов других существ. Я вижу приземистых червеобразных существ с твёрдой и потрескавшейся, как кирпич, кожей, с клоакой, окружённой концентрическими рядами зубов, которые говорят через решётку на голове. Они свободно скользят взад и вперёд, и на плитах, по которым они проползли, остаются скользкие лужицы слизи. Я вижу веретенообразные конструкции, сжимающие в стальных когтях перекрученные посохи. Из напоминающих дымоходы труб, венчающих их тела, возносятся молитвы тем, кто нависает над нашими головами. Они называют их обоих Богом. Это кажется мне странным, ведь если их двое, разве это не два разных бога? Кажется, я не двигаюсь с места целую вечность. Женщина в сарафане тоже стоит неподвижно уже много веков.

Почти все крохотные солдатики погибли, окрасив плитки пола в пурпурно-синий цвет своими бедными очаровательными кишками. У меня на душе становится грустно при мысли о том, что таким милашкам приходится погибать от рук червей, непонятных конструкций и странных, смахивающих на лошадей, тварей. Женщина, стоящая рядом со мной, с оглушительным боевым кличем клацает гигантскими мандибулами, а затем бросается вперёд, чтобы вонзить своё жало в мягкую щель между каменными плитами вражеской червячной башни. Это Королева. Бело-чёрная оса. Мандибулы, украшающие её многоглазую морду, выдаются далеко вперёд, и только толстое склизкое брюшко замедляет движение её невероятно ловких и сильных ног. Прекрасная и смертоносная: неудержимая королева-воин, она с лёгкостью убивает этих очаровательных малышей, и это мешает мне наслаждаться её красотой.

Наконец осталось в живых лишь несколько наших пехотинцев. Они загнаны в тупик и могут только бестолково размахивать своими маленькими алебардами, задевая друг друга. Вражеская Королева, такая же прекрасная и смертоносная, как и наша, приближается ко мне. Чувствуя внезапную боль в ногах, я, едва ковыляя, делаю несколько шагов в сторону. Она летит ко мне, её серое брюшко отвисает до самой земли, и меня охватывает ужас. Я поднимаю голову. Зелёных мигающих огней стало ещё больше, над нами танцует целое облако машущих усиков, некоторые из них касаются моей кожи. Я отползаю ещё на несколько шагов. Я отчаянно озираюсь по сторонам в поисках спасения. От волнения пот струился бы уже по спине, если бы здесь не было так холодно.

Я снова чувствую боль в ногах. Ещё несколько шагов в сторону. Чёрная королева подлетает вплотную, её огромная, покрытая хитиновой бронёй туша нависает надо мной. Я чувствую, как её длинные густые волосы касаются моего лица, мандибулы клацают над самым ухом. Мысли разбегаются, я пытаюсь пошевелить ногами. Что-то движется под кожей, моя нога сама по себе отрывается от плиты, на которой я стою. Раздаётся громкий треск, я опрокидываюсь на спину, кувырком лечу назад и падаю в мокрую и туманную пустоту.

- О нет, я сбил своего короля с доски!

- Ну так найди его!

- Чёрт, нигде не вижу, наверное, куда-то закатился.

- Сейчас принесу нового. Но учти, я выиграл! Просто чтобы ты знал.

- Ещё разок?

-----

Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять комментарии о качестве перевода и о самих рассказах. Надо расти над собой, и без обратной связи тут никак не обойтись.

-----

Этот рассказ входит в цикл "The Boxes"; другие истории этого автора, которые я выкладывал на pipmy:

Покупайте только настоящую газировку!

Расстройство желудка

Ещё два рассказа из цикла (Суперсчастливая Страна Развлечений и Лошадиная нора) можно прочитать у нас на канале: Сказки старого дворфа. Заглядывайте, нам будет приятно.

Мой перевод. Автор: Sam Miller. Оригинал.

Мерцают люминесцентные лампы. Светло-голубой, тёмно-синий, снова светло-голубой. Я прихожу в себя на больничной койке. Обычная мягкая кровать, как в какой-нибудь городской клинике. Одна из ламп светит тусклее остальных, она покачивается у меня над головой на тонком проводе. Я опускаю глаза. Живот под больничной пижамой, в которой я лежу, невероятно раздут. Из него доносится какое-то скрежетание, а потом я слышу голос.

- О, ты проснулся! – из живота звучит голос, говорящий с сильным нью-йоркским акцентом. Я чувствую, как с каждым звуком внутри шевелится что-то тонкое и длинное. Там, где лапки нажимают изнутри на кожу, на ней проступают бугорки. – А я уже заждался. Когда же, думаю, он наконец-то проснётся!

Я чувствую, как что-то очень большое извивается в моих внутренностях, и к горлу подкатывает тошнота.

- Э… Что?..

- Давай, давай, вставай же, ну! – укол боли заставляет меня подняться на ноги. – Извини, парень, но нам пора. Нужно выбираться отсюда!

- Но что… что происходит? Как ты оказался у меня внутри? – я тыкаю пальцем в живот. Кожа натянута, как барабан.

- Ну, ты же пошёл к врачу из-за расстройства желудка [прим.: stomach bug – расстройство желудка, но буквально – желудочный жук]?

- То есть… Да, у меня были какие-то боли в животе, но я не помню, чтобы собирался к врачу…

Из глубины вздутого живота доносится тихое клокотание, приглушённое плотью и кожей:

- Похоже, у кого-то проблемы с памятью, а?

Я выхожу из крохотной палаты и оказываюсь в коридоре. Он такой длинный, что света одинокой лампы, висящей над головой, не хватает, чтобы осветить его полностью. Я медленно иду вперёд. Ступать тяжело и немного неприятно. Живот так раздулся, что приходится прилагать нешуточные усилия, чтобы заставить себя сделать следующий шаг. Я чувствую, как внутри что-то извивается и булькает, словно жидкости моего тела перекатываются под лапами этого существа. На ходу я пытаюсь ощупать его: семь, по меньшей мере, длинных веретенообразных лап, твёрдые шипы, покрывающие тело, и мягкие усики, которые извиваются и щекочут стенки моего кишечника. Резкая боль пронзает тело: меня заставляют поторапливаться.

- Обязательно так делать?

- Нет, вовсе нет. Хочешь, я перестану?

- Да, будь любезен…

Придерживая руками живот, я привстаю на цыпочки и дотягиваюсь до большого окна, выходящего на улицу. Чернота. Где-то в вышине клубятся облака, слегка подкрашенные голубым. Непонятно, это настоящий их цвет или просто оттенок стекла, через которое я смотрю. Я чувствую щекотку в глубине горла, и тоненький мягкий усик, выглянув из моего рта, несколько мгновений смотрит в окно вместе со мной. А потом то, что находится внутри, подпрыгивает и извивается, царапая лапками внутренности и снова причиняя мне боль. Я сгибаюсь пополам, и на пол выливается лужица ядовито-зелёной рвоты. Она кажется особенно яркой на абсолютно белой кафельной плитке. Присмотревшись, я вижу в ней множество маленьких белых шариков.

- О, прости, парнишка. Может быть, ты хочешь меня о чём-то спросить?

- Эм… Кто ты вообще такой?

- А разве я не сказал? Я желудочный жук. Тебе надо срочно найти врача, чтобы избавиться от меня, но, видишь ли, врачи сейчас на перерыве. Они все там, снаружи.

Я снова выглядываю в окно. В непроглядной черноте, на фоне клубящихся облаков видны чьи-то парящие фигуры. Я снова тыкаю пальцем в твёрдый живот.

- Я не помню, чтобы ходил к врачу, но, наверное, если у меня и правда желудочный жук, надо попробовать от него избавиться.

- Отличный настрой, парнишка! – доносится изнутри шуршащий голос.

Медленная волна пульсирующей боли прокатывается по телу. Ощущение такое, будто меня сейчас вырвет, но рвоту блокирует внутри что-то вроде толстой пробки. Наверное, это и есть желудочный жук, от которого я должен скорее избавиться. Отойдя от окна, я медленно бреду по больничному коридору. Редкие флуоресцентные лампы, свисающие с потолка, создают островки света. Тьма между ними такая густая, что я ощущаю только твёрдый кафель под ногами и направляющие уколы веретенообразных конечностей, пока не вхожу в очередной освещённый круг. Я снова обращаюсь к жуку.

- Ну и… каково это – быть внутри меня? – я чувствую, как от нескромности этого вопроса краска заливает мои щёки.

- Хе-хе, малыш, да не нервничай ты так. Тут тепло и уютно! Чудесное место, правда, чудесное. Но, готов поспорить, ты бы не захотел, чтобы внутри тебя снова что-то оказалось, так ведь?

Я нервно оглядываюсь по сторонам. В голове крутится вопрос – как желудочный жук узнал об этом? Но обсуждать эту тему дальше было бы слишком неловко. Покрытый потом, усталый, растерянный, я поворачиваю за угол и вижу нечто, прижавшееся к потолку. Существо длинное и худое, его голова сужается, образуя плоское рыло, похожее на утиный клюв, а на плечи, словно пальто, наброшен длинный белый халат. Оно сползает по стене и нависает надо мной на длинных задних лапах. В позвоночник и кишечник словно вонзаются острые иглы.

- Беги, малыш! Этот доктор тебе не поможет, это один из тех шарлатанов [прим.: quack – это и звук крякания утки, и «шарлатан»]! Они всюду лезут со своей альтернативной медициной, а от неё один только вред, сам знаешь! – громогласно заявляет желудочный жук, а я чувствую, как боль в моих внутренностях нарастает.

Доктор-шарлатан говорит:

- Сквонк! Вот, возьми, возьми этот порошок, он очищает, он очистит! Сквонк! Бери, бери!

Он протягивает руку с длинными, тонкими пальцами, на ладони лежат маленькие белые камешки. Клюв раскрывается, когда он говорит, и в нём видны ряды одинаковых зубов:

- Он удалит из твоего драгоценного тела всех ползающих, извивающихся, жирных тварей, всех паразитов! Кряк!

Я чувствую такую острую боль, что едва не падаю на кафельный пол. Под кожей бёдер набухают продольные выпуклости, я чувствую, как потрескивает моя плоть. Я бросаюсь прочь от Кряка, бегу в противоположном направлении, но натыкаюсь на другое такое же долговязое существо.

- Глэк! Выпей чашечку разбавленных чернил, это прочистит тебе желудок! Гланк! – кричит оно мне.

- Беги, беги скорее! Эти шарлатаны тебе не помогут, они хотят запудрить тебе мозги! Ты должен найти Каров, вот они-то настоящие доктора! Но у них сейчас перерыв!

Мои ноги начинают двигаться так быстро, как никогда в жизни, веретенообразные конечности мелькают под кожей. Я тяжело дышу, те твари с хлюпаньем ползут следом. Мы мчимся вперёд, минуя коридор за коридором, всё дальше уходя в глубь клиники, пока, наконец, передо мной не возникает широкое окно. Желудочный жук внутри ворочается и крутится, ползает и извивается, а я судорожно оглядываюсь, пытаясь понять, не догоняют ли меня те лжеврачи. Повернув голову, я вижу одну из птиц – теперь она кажется ближе, чем раньше. Видимо, я поднялся гораздо выше.

- Снимай пижаму!

- Что?

- Снимай скорее пижаму! – повторяет желудочный жук. Я чувствую острый укол боли в животе.

- Чёрт побери, ладно, ладно! – я стягиваю халат, обнажая раздувшийся живот, на котором проступают отвратительные контуры хитиновых лапок, и смотрю в окно на огромных птиц, кружащихся в клубящихся облаках.

Некоторые из них замечают меня и подлетают ближе, а я стою в неловком молчании. Одна из птиц уже так близко, что я вижу её пристально вглядывающийся в меня жёлтый глаз.

Она подлетает к самому окну. Стена сотрясается от сильного удара, и я едва не падаю, когда стекло разбивается вдребезги. Огромный чёрный клюв врывается в зал и широко распахивается, обнажая бледное горло. Острая колющая боль прокатывается по позвоночнику и бёдрам, под кожей шевелятся выпуклые фигуры. Слизистые бледные усики поднимаются по пищеводу, выглядывают наружу из моего приоткрытого рта. Лоб покрывается бисеринками пота. Ноги сами собой несут меня вперёд. Я ступаю на мягкую плоть, устилающую раковину клюва издавшей победный крик птицы, и в последний раз слышу голос желудочного жука:

- Эй, малыш, без обид, ага? Я просто хотел, чтобы у моих деток был хороший дом.

Клюв захлопывается.

---